— Полдень.
— Нет. Ну, почти.
— Почти...
Зеркало неопрятны: что-то мятое, где-то пятно, и воротничок у них несвежий, потёртый. В костюмах им не нравится — тесно. И поддерживать врачебный авторитет им — вообще очень сложно. Потому что врачебная этика — это же тоже очень тесно.
— Мы можем попытаться...
— Хотя бы иногда.
— Хотя бы сегодня.
Зеркало не могут слукавить, изобразить заинтересованность в серых посредственностях, как и не могут скрывать своего трепета перед сиятельными величинами, на которые они, только они способны смотреть в упор, не отворачиваясь и не жмурясь.
Зеркало смотрятся в себя (а других отражающих поверхностей в их кабинете нет и быть не может): Её они видели достаточно часто, рассмотрели и запомнили, и могут повторить — то есть, нет-нет, хотя бы попытаться...
— Белая, гладкая кожа, ни единой морщинки...
— Ни единой эмоции.
— Никаких импульсов и желаний. Ничего подвижного... ничего... как это называется?
— Что?
— Ну это...
— Это называется «разрядить катексис».
— Звучит как-то пошло.
— Но мы никогда-никогда не увидим, как она хотя бы заплачет перед нами, нет-нет...
— Она может хотя бы попытаться.
— Хотя бы сегодня.
Зеркало похихикали и прикрыли губы холодными ладошками. У них никогда не получалось косить под неё дольше десяти секунд.
Маленькая женщина заправила за ухо выбившийся мягкий рыжий локон и села в большое кресло, вытянув ножки, немного поболтав ими в воздухе. Она тихо щипала бледными пальцами брючную ткань на бедре, а улыбка медленно стаивала с её светло-розовых губ, и лицо принимало непроницаемое выражение, что называется, терапевтической терпимости. Совсем не потому что Зеркало что-то скрывали — это невозможно, — но просто так надо. Вроде бы.
— Полдень.
— Нет... ай-ой, то есть, уже да! Уже полдень!
— Мы готовы?
— Почти...
Сильно безобразничать Зеркало не намерены — Злодеи им, конечно, всегда и всех милее, а умереть в Фэйбл-тауне так и вовсе невозможно... было! И теперь кому-то столь хрупкому, как Зеркало, очень страшно исполнять свой профессиональный и гражданский долг. Отказать же кому-либо они не способны — кто бы ни был их пациентом. Даже сама...
— Et in Arcadia ego.