А что дальше?
Как и всегда — форзац, иногда белый, иногда цветной. Сегментированная по воспоминаниям жизнь, которой никогда не было.
Рука Алисы проезжается по пусковым кнопкам, как по клавиатуре фортепиано: нагромождаются удары, лязгают звуки.
Со свистом врезаются бомбы в воздух.
Врезаются гвозди в доску.
Орбитокласт — в лобные доли.
(я одна)
(я одна)
(я одна)
...выдерживать это не то чтобы не хватает сил — причины не видно.
Понимаешь?
Легче уйти.
Нет никакого прикола быть рядом с такойтакими. Даже только для ебли — только для ебли можно найти и попроще в обращении, и покрасивее. Кого-нибудь не настолько ёбнутого, отчаянно нуждающегося, голодного, вцепляющегося крюком под кожу.
И чтобы иметь право испытывать именно то, что чувствуешь, чтобы не было больно (чтобы было больно до онемения), ейим нужно унизить, вывалять в жирной грязи, сломать кости, растереть подошвой кожу — любыми приёмами низвести до своего уровня.
Ну вот, всё выглядело так, как ейим хотелось: боль стрекотала в сокращающихся волокнах мышц, каталась стеклянными шариками до самых кончиков пальцев, рваное дыхание высушило губы, на штанах расплылось тёмное пятно мочи.
— ...и всё равно ты такая красивая.
...
— Ты очень устала.
[indent] Очень трудно вернуться к воспоминаниям, к тому, что было до их «карьеры», к самому началу. К первым шагам после воплощения, к пониманию, что им нечего противопоставить злобе и силе. Прошло не так много лет — но слишком многое произошло, много злых лиц их напугали.
[indent] Но стоило от себя отказаться, сбросить занимавшую руки ношу воспоминаний, достоинства, самоуважения, спрятать лицо — и всё стало весёлой игрой без правил. Ну, точнее, правило только одно: это всё понарошку, а раз так, то никто не осудит, даже если это всё высвобождение самого настоящего.
[indent] Нет, они не могут прекратить всю_эту_хуйню — что же тогда останется? Что будет сказать и кто станет слушать — тихий, заминающийся голос? Что будет показать и кто станет смотреть — бледный, слабый призрак?
[indent] Кривляние, притворство, иллюзии — в царстве разума, грандиозного воображения, фантасмагорической свободы, здесь, в Зеркальном доме, нет ничего — нет ничего невозможного.
[indent] Ну вот, они работают в Центре адаптации.
[indent] И конечно, здесь они готовы выдерживать что угодно, раз это единственный способ быть кому-то нужными.
[indent] И к тому же, здесь они могли быть кем угодно, и никто не узнает, кто они на самом деле.
...может, это был день воплощения — искра в зрачок.
Или ничего особенного, лишь люминесцентные лампы, размытые слёзной пеленой.
— Ах, но зачем так отчаянно? Мы просто хотим быть поближе.
Зеркало рукой обвили Алису за плечи, прижимая ближе к себе, и второй накрыли живот, потянулись выше, сжали аккуратную, мягкую и упругую грудь. Сухие горячечные губы царапали за ухом, шелестели по тонкой шее, по гладкой, горячей коже. Погружаясь медленно, наслаждаясь ощущением её тела под рукой и губами, желая наслаждаться дольше, ближе...
...насколько это вообще возможно. Под саму кожу, где было бы тепло и безопасно... но нет, нет там не было безопасно, под кожей уже стягивалось предчувствие коллапса, предчувствие погибели, яркой и неистовой.
— Тебе не придётся бояться... себя.
...совсем не такой, как другие, или какой другие хотят, мы хотим тебя любой, или какой тебе хочется, мы хотим тебя, хотим тебя, хотим тебя
себе.
Частое, краткое дыхание и мотающееся на ниточке под костистой грудиной сердечко. Они стянули её на хладный кафель, накрыли собой и долго вжимались губами, оставляя кровоподтёки на бледной шее и ключице — ожидая разряда и выкрадывая время наслаждений до него.
- Подпись автора
💊