Седьмой такие выступления не любил: в баре было душно, тесно, но в первую очередь — жарко. Скакать полтора часа по сцене, когда с тебя сходит третий пот — удовольствие не из приятных.
Майка улетела в зрительский зал примерно на середине концерта, что показательно, не только у Седьмого. За Волком, в прочем, нужен был глаз да глаз, иначе к концу выступления он рисковал снять и штаны — а где-то там уже лежала тонкая грань между теми скандалами, которые увеличивают их популярность, и теми, которые непоправимо портят им репутацию.

К концу выступления Козел хотел только три вещи: пить, курить и выйти наконец на улицу.

Очередной перкуссионный проигрыш, следом завершающее соло от Седьмого — короткое и жутко техничное, в стиле раннего Фрушанте (словом, повыебываться), и вот уже они кидают фанатам салюты и воздушные поцелуи, а те в ответ кидают на сцену что попало. Хейтеры орут что-то оскорбительное, Волк орет что-то в десятки раз более оскорбительное им в ответ; на мгновение в голову Козла приходит желание разбить очередную гитару об пол и все в этом духе, но он его подавляет: не считая толпы орущих ненавистников, этот концерт получился на удивление мирным, поэтому Седьмой хватает вместе с собой мохнатого и спешно тащит его со сцены в бар. Первым делом жажда, все остальное может подождать.

— Нам по пиву, — он облокачивается на стойку, кидает бармену пару купюр, поворачивается, чтобы что-то спросить у Волка, но…

— НАТУРАЛУ ПО ЕБАЛУ! — дикий крик, прыжок со сцены и нарастающий гул заварушки. С боевым кличем Козел мог поспорить, но причина была уже не важна — если драка случилась, в ней надо было участвовать. Седьмой чуть ли не вырвал у бармена один из бокалов, залпом осушил половину и выкинул себе за спину, влетая в толпу у сцены под звуки разбитого стекла и на ходу раскидывая — в самом буквальном смысле — тех несчастных, которые оказались на пути.

«Блять, Волк, если нас после этого…»

Что именно должно было произойти после этого — додумать Козел не успевает. Какой-то бедняга получает по лицу сразу, кто-то улетает на сцену, кто-то со сцены. Седьмой долго не думает и просто бьет всех, кто бьет его, но очередной пропущенный оказывается неожиданно силен: поплывший на мгновение горизонт, звонкий гул в ушах и прочие сопутствующие симптомы. Второй такой же, вероятно, сулил бы скорое свидание с полом, но в общей давке он до козла не долетает; Седьмой сплевывает кровь и спешно оборачивается, чтобы найти виноватого.

Когда пропитанные запахом травы комнаты собственной студии сменились улицей и дебошем — досуг КШаС в ранние годы группы был еще более диким, — то Козел быстро понял, что фраза «чем больше шкаф, тем громче падает» имеет под собой немало смысла. С тех пор прошло уже пару десятков лет и зал бокса стал для Седьмого практически родным — людей с таким опытом махания кулаками на улице было днем с огнем не сыскать, а уж среди пьяной толпы в баре и подавно.

По правде говоря, даже со скромными физическими данными, богатого опыта боевых искусств зачастую хватало, чтобы расправиться с толпой не очень умелых противников: даже сотня фунтов собственного веса могла превратиться в грозное оружие, если ты знаешь, как вложить всю эту сотню в один удар.

Козел же, обладая весом кратно большим, шел сквозь толкучку, как нож сквозь масло: единственной преградой на пути к гарантированному нокауту могло стать слишком близкое для удара расстояние, неизменно возникавшее в общей давке. Тем не менее, старая добрая схема «толкнул, ударил, победил» работала здесь отменно; кажется, разгорячившись и все-таки получив пару неприятных толчков в бок, Козел умудрился уложить и пару своих — тех, кто дрался на стороне группы.

В прочем, была ли вообще в драке «сторона группы», и какие еще стороны присутствовали — история умалчивала. Как это обычно бывает в массовых потасовках, спустя несколько минут все просто били всех без разбору.

Полиции было много, и полиция справлялась; зрелище далеко не постоянное на концертах КШаС, на которых полицейские (во всяком случае, сказочные) зачастую предпочитали вообще не появляться. Кому придет в голову защищать Сепаратистский сброд?

Козел видит, как какой-то ушастый полицейский раскидывает пару людей, которые точно были его соратниками — Седьмой подскакивает, бьет, как обычно, один раз; дальнейшая судьба сотрудника правопорядка Козла интересует мало. Он тут же поворачивается, перехватывает удар какого-то задохлика, едва не возвращает ему в троекратной мере — но вовремя замечает футболку с логотипом их группы; вместо удара кулаком, нападавшему прилетает звонкая пощечина, которой, тем не менее, хватает, чтобы отправить его в нокдаун. Козел успешно ловит его за шкирку, так он и повисает.

— Ты чего, друг, кумира не узнаешь? — фраза сказана с нескрываемым издевательством, но жертва, судя по всему, слова после пощечины воспринимает с трудом. Давки вокруг уже нет: то ли драка рассосалась по бару, то ли большинство драчунов уже скрутили. Седьмого это, в целом, волнует мало — он отпускает несчастного, позволяя ему свалиться на пол, оборачивается…

— Начал? — в самом деле, странный вопрос в массовой драке. Седьмой проводит ладонью по плечу, размазывает по нему чью-то кровь — на фоне красных линий его татуировок она почти незаметна. Переводит внимание на своего вероятного противника, с удивлением обнаруживает, что это женщина — та, судя по всему, говорит ему еще что-то угрожающее, но в шуме заварушки расслышать ее уже не удается.
Козел оглядывается вокруг, видит кучи поваленных на пол людей и нескольких легавых, которые держались на почтенном расстоянии. То ли успели увидеть, какому количеству людей Седьмой подарил блэкаут, то ли просто…

Полицейская решает не давать Козлу время на раздумья, резко влетая прямо в него. В другой ситуации, вероятно, его габаритов хватило бы, чтобы остановить эту невнятную атаку, но Седьмой оказывается совершенно не готов к тому, что эта полицейская настолько сильная.

Почти два метра роста — это, несомненно, хороший аргумент в драке, но очень плохой аргумент во время падения. Козел думает об этом, пока пытается оправиться от удара головой об пол; реальность плывет, музыка неприятно отзывается звоном в ушах. На то, чтобы собраться с духом, уходит несколько секунд: он хочет потрогать затылок на предмет кровотечений, но вдруг оказывается, что его руки уже успели сковать наручниками.

Где-то в другом конце бара Шапка визжит матом. Седьмой звонко смеется.

— Ну, как обычно…

— Да ладно, ты не выглядишь как… — Седьмой осекается, понимая, что его скорее поднимают насильно, нежели помогают подняться. Чуть склоняет голову, смотря на Льва с нескрываемым интересом.

— А ты сильная, офицер, — слащаво-издевательский тон то ли означает наигранную любезность, то ли лишний раз подчеркивает то, что сотрудников правопорядка в КШаС не жаловали — за насмешливой улыбкой Седьмого разглядеть истинное значение слов затруднительно.
Немногие способны поднять его с земли; с комплекцией этого сержанта — тем более. В голове Седьмого пробегает мысль о том, что, вкупе с ее скоростью, это должна быть какая-то сказочная способность, но думать об этом он не слишком хочет, а спрашивать тем более.
Проходя мимо остатков бунтовщиков и других офицеров, Седьмой замечает за баром испуганную девушку, нервно перебирающую в руках пачку жвачки. Вкус крови в рту вперемешку с дешевым пивом хотелось чем-нибудь заесть.

— Милашка, не поделишься? — кидает Козел, проходя мимо. Попытка дерзкая, но удачная; то ли она была фанаткой, то ли вид полуголого двухметрового амбала в наручниках склонял к сотрудничеству — вся пачка (вернее, то, что от нее осталось) оказывается протянута Седьмому и он в последний момент хватает ее зубами, прежде чем получает очередной толчок в спину от Льва.

Оберточная фольга сплюнута куда-то на асфальт, жвачка мерно перекатывается во рту. Седьмой ждет, по привычке проверяя наручники на прочность. По случайности — случайности ли? — Лев возвращается в ту же машину; встречаясь с ней взглядом, Седьмой снова улыбается.

— О, я там бывал, — он оскаливается — у Седьмого клыки тоже имеются, пускай и далеко не такие впечатляющие, как у Льва, — жаль убить никого не смог, — последняя фраза не звучит угрожающе, Козел намеренно иронизирует.

Гнев сменяется на милость очень уж быстро. Козел наклоняется вперед, протискивает рога сквозь решетку; опирается на нее лбом.

— Нет, офицер, — улыбка Седьмого вновь становится насмешливо-кокетливой, — Прохладно только. Простужусь.
Он внимательно заглядывает ей в глаза. Козел, понятное дело, издевается; а вот насколько серьезна Лев в своем беспокойстве — Седьмому было очень интересно узнать.

Отредактировано Seventh (2025-02-17 18:58:49)

Лоялисты, ожидаемо, остаются лоялистами. Седьмой давно уже прошел тот романтичный период, когда был уверен, что может изменить позицию любого человека парой строчек из песни и красноречивым взглядом; их повестка была, пусть и, по меркам самих музыкантов, правильная, но все еще деструктивная — во всех прямых и переносных смыслах. Седьмой вздохнул, перестал улыбаться, но посмотрел на льва еще более томно.

— А сил хватит, офицер? — рога Козлу уже обламывали. Опыт не самый болезненный, но повторять его все равно не хотелось. Он наклонил голову чуть в сторону, почти приготовился выкинуть еще что-то провокационное, но вопрос Льва застал Седьмого врасплох. Он не ожидал, что его иронию воспримут настолько буквально — а вопрос и без того был слишком личным. И правда, как часто?..

— Да не жалею, конечно, — говорит он насмешливо, вновь улыбается, мол, «я что, на убийцу похож?».

Седьмой отлипает от решетки, устало опирается голой спиной о стену автозака; по телу проходит волна мурашек. Какое-то время молчит, после чего добавляет, гораздо тише:

— Не чаще, чем жалею, что не могут убить меня.

Седьмой не был депрессивным в своей борьбе — да никто из них, пожалуй, не был. Никто не вешался по вечерам, пытаясь наконец сломать законы Сказочника, никто не ходил ночами по улицам в поисках Антагониста, нет. Но все они искали способ обойти наконец Сценарии, искали выход из этого проклятого города.
Бессмертие — это тоже Сценарий.
А значит, и смерть, в какой-то мере, была выходом.

Покидая машину, Козел не сопротивлялся, но и не шел сам, заставляя неизменно прилагать усилие, чтобы куда-то его повести. Участок был полон, даже слишком — кажется, сегодня в Фейблтауне веселая ночка. Прочих членов группы рядом видно не было, и даже истошных криков Волка не слышно; возможно, оно и к лучшему.

— Будем болтать, или сразу перейдем к формальностям? — глаза Седьмого внимательно следили за беспокойными ушами Льва. Менеджер все-равно неизменно узнает об этом происшествии и обеспечит им билет на свободу, но без извечных допросов такие дела обычно не обходились. Популярность, или вроде того.

Отредактировано Seventh (2025-02-22 03:36:03)