2.00, Кабинет

Бумажки, бумажки, бумаженьки... Документация отнимала львиную часть времени Осла. Он уже давно не смотрел на часы и мог только предполагать, сколько он сидит в кабинете, в тёплом свете лампочки, методично и спокойно заполняя строчки, ячейки, клеточки. Часы? Дни? По крайней мере столько, что его уже не тревожил сам факт бюрократии. Осёл пребывал в состоянии покоя и умиротворения, таком редком в последние несколько лет, что детектив почти о нём забыл. Весь большой, жестокий и тревожный мир ужался до размера листка, лампы и его самого, погребенного среди бумаг.

Кап-кап...
Что?
Кап-кап-кап...
Неожиданно на бумаге появились следы влаги. Капли падали одна за другой, заставляя расплыться неаккуратные буквы. Осёл не чувствовал, как крупные капли начали скатываться по небритым щекам, какими жаркими были его слёзы. Просто через секунду он перестал что-либо видеть - стена слёз ужала его мир до самого себя.
Осёл бросился бежать.

2.30, участок

Тоска, бесконечная тоска и страх сдавливали грудь. Осёл еще никогда не чувствовал себя так плохо. Он, что славился своим стоицизмом, а сейчас тихо выл, всхлипывал и рычал, пряча мокрое лицо за мозолистыми ладонями. Полное безумие овладело могучей фигурой. Он не слышал, не видел, не чувствовал то, что происходит вокруг.
Ночная смена обступила детектива, что пытался забиться в какой-нибудь тёмный угол, скрыться, убежать, исчезнуть отсюда. Сказки сдерживали его, вызвали врача, но многие уже поняли, что произошло. За последние несколько лет слишком часто они видели таких несчастных, убитых горем.
Антагонист казнил еще одного персонажа. Кто-то из сказки Осла сегодня не вернулся домой.
Осёл не почувствовал, как ему что-то вкололи. Сползая по стенке, отбиваясь от рук размытых фигур, мужчина медленно погружался в полное небытие. И только холод все еще сдавливал сердце, будто желая его остановить.

6.40, мед.отдел при участке

Осёл проснулся сам собой, на кушетке, почему-то с капельницей в руке, которую незамедлительно вырвал. Медленно поднялся на ноги, пошатываясь. Телефон - несколько пропущенных и сообщение, что сегодня лучше взять отгул. Перезванивает - голос на другом конце сообщает, что нашли тело, идентифицировать пока не могут. Снова рекомендация взять отпуск. Осёл бросает трубку, отталкивает в сторону медсестру, что пытается его остановить.
В таких делах самое важное - это скорость действий.
Страх, боль и печаль все еще давят на разум и душу, но природное упрямство заставляет Осла взять себя в руки, хотя бы ограничено. Он не помнит себя, делая большинство действий на автомате, как машина - оружие на пояс, значок на шею, пальто, ключи от машины. И вот он уже едет на место преступления, сквозь снег с дождем, пробиваясь через постепенно уходящую тьму. Руки и ноги ватные, в салоне тишина и лишь его авто (который, кажется, имеет такой же характер, как и водитель) скрипит при очередном повороте налево. Голова полупустая, лишь двигается несколько шестеренок, заставляя организм двигаться вперед.

7.30, переулок возле станции метро

Узкий переулок, куча народу - как обычно. Они все здесь даже не помещаются, приходится сменять друг друга по очереди. Вспышка фотоаппарата выхватывает из темноты переулка фигуру, сидящую за мусорным баком. Осёл пока заметил лишь босую ногу.
Мужчина, 43 размер стопы.
Чем ближе к телу, тем сильнее к горлу подкатывается ком. Кто-то сначала пытается его остановить, но Осёл взглядом останавливает коллег.
В переулке пахнет мочой, мусором, сыростью и плесенью. Сюда почти не попадает снег и дождь.
Это хорошо... Не смоет.
Прошёл через ленту ограждения. Обошёл мусорный бак. В грязи и слякоти лежало тело. Одна из ног в сторону, другая под собой, руки свободно лежат вдоль туловища полуголого мужчины ладонями вверх. Бритая голова запрокинута к небу, один глаз открыт, другой закрывают гематомы- лицо превратили в мясо. Рот полуоткрыт. Зубов не видно.
Осла чуть не вырвало от внутренних ощущений.
Он отвернулся на минуту, затем снова взглянул на тело, смотря не на отдельные части, а на всю композицию.
Мужчина в одних штанах, без верха. Неестественная поза, по лицу и голове били чем-то тупым и тяжелым, число колотых ножевых ранений в животе и груди можно исчислять десятками. Горло порезали от уха до уха так глубоко, что видно позвоночник. Кровь. Кровь на стенах, баке, земле. Несколько резцов лежит на снегу, и детектив мог поклясться, что остальные зубы найдут здесь же. 
Осёл не удивился, что его коллеги не знали, кто перед ними лежит. Документов нет, лица нет, отпечатки нужно ждать. Осёл и сам не понимал, кого он видит. Кто бы это ни был, он пытался защищаться. Костяшки сбиты, на теле куча синяков и ссадин, штаны изорваны.
Сначала он его забил до полусмерти, а затем резал, пока не успокоился. Ты здорово его разозлил, друг...
Руки. Крепкие рабочие ладони, широкие, мозолистые. Тоже изрезаны, в крови, но эти руки Осёл всегда узнал бы, хоть на ощупь, хоть по запаху. Его руки всегда пахли травой и хлебом. 
Перед Ослом лежал его Хозяин.
Слёзы снова закрыли глаза мужчине. Осёл проморгался, сделал фото, что-то записал в книжечке, и сообщил о догадке коллегам. Отошёл, подальше, достал сигарету и понял, что забыл зажигалку в кабинете. День не мог стать еще хуже.
Всегда может быть хуже.
Все же он возьмет сегодня выходной.

- Кто со мной в бар? - закинул он в пустоту единственную фразу, что мог сейчас выдавить из себя.