KIM KITSURAGI # DISCO ELYSIUM ю и ин невероятен в очках, но тут на твой выбор

он стоял перед участком земли, обнесённым жёлтой полицейской лентой, заваленным строительным мусором, размытой землёй и вспоротыми теннисными мячиками, чужие следы уходили вглубь, за выломанные наружу ворота. трава на этом участке пожелтела, загустевшая кровь легла на вытоптанную тропинку продолговатыми кривыми пятнами, будто повешенный доковылял сюда на двух босых ногах, и только потом кто-то выпустил в него пулю и подвесил на кривую ветку платана. следы проходили сквозь низкую изгородь и успели примять пепелище возле железной двери с подписью «только для персонала», принадлежащей гостинице «танцы в тряпье», и свежевыкрашенная стена со двора приняла тень потухшего здесь десять дней назад костра.

— а вы что-нибудь видели? — мягко поинтересовался офицер, спустившись на ступеньку ниже, и поднял голову. — окна вашего номера, должно быть, выходят во двор…
— меня не слишком-то интересует частная жизнь других.

клаасье неподвижно стоял возле двери своего номера, опираясь локтями на балконную площадку второго этажа. когда ким обратился к нему, он лишь безучастно пожал плечами и неторопливо потушил дымящуюся сигарету в пепельнице. об убийстве при отеле заговорили только два дня назад, когда тело уже посинело — даже отсюда клаасье чувствовал этот запах, но не мог позволить себе взглянуть на него.

то, что мы всю жизнь можем считать свободой, офицер ким, вполне вероятно существует лишь в нашей голове. для всех остальных ты сидишь в тюрьме, и наоборот. некоторые вещи должны сгореть, а некоторые люди — умереть, чтобы ты это понял.

чёрный грифель всё время замирал над листком, когда ким записывал что-то в свой блокнот и задумчиво морщил лоб. клаасье думалось, что наощупь такой лоб непременно должен быть холодным, будто бок кувшина с молоком, в котором дробится остывшее закатное солнце. морщины на его лбу всегда были частью его лица, и оттого, казалось, когда он поднимал глаза, то виновато улыбался за все ещё невысказанные вслух слова.

---

призываю офицера кима на электрихимический концептуальный трип в расследование дела повешенного, где клаасье больше не миловидная девочка с соломенными волосами, а лели — обрёл голос через всех причастных к его убийству жителей ревашоля; бэд трип, только в стиле диско, при участии всех форм шизофрении гарри.

безмерно люблю кима за его невозмутимость, «холодный» юмор и безупречное чувство такта (а также умение оскорбить, фактически, не открывая рта); возможно, именно чувство такта в ходе расследования так неосмотрительно вычеркнуло клаасье из списка подозреваемых, и мне нравится думать, что гарри об этом вряд ли что-либо подозревал (понимал?). может быть это оттого, что мы оба с тобой здесь — чужаки, может быть всё дело в твоём умении тщательно фильтровать детали. давай у вас с гарри всё пойдёт по привычному сценарию «всё сложно», а я постараюсь использовать достаточно понятные признаки флирта, чтобы механизм отсчёта в голове твоего напарника наконец-то  восстановил свой рабочий функционал и перестал баловаться беспамятством. но это только при условии, что в конце — ты дашь мне сбежать.

пример поста

my thoughts are drifting i'm beginning to fade
i wonder what would happen if i thought the same

would i become a part of our game?



в материи, даже самой ветхой, заключена вероятность. но зеркало, в которое джерри смотрится каждое утро, молчит, как озерная гладь, и не показывает ничего, даже самого слабого изменения. что ему делать, когда он один? — торопливый стук неоформленной мысли, грохот рассыпающегося текста, где точка а, точка б и точка с образуют волну, толкая вперёд негнущиеся спины своих прямых и разводя несуществующими руками, а расследование — уже не таблица в картах, беспомощные метания от возвышенности к низине, крепостная стена без замурованного внутри младенца.

маркус бросает под горящую арку письмо со словами garçon en plâtre sur une tombe vide, — однажды время вновь застучит у тебя в ушах, и сорок узников один за одним спрыгнут с горящей башни, — и мы бы снова смеялись, но на следующий день — всё бы исчезло, даже сама смерть, остались бы только жестокая дьявольская птица ленорман и сгнившие кости отшельника.



Джерри остался один на один с обездвиженным верзилой, с его всклоченными волосами, и растянутым свитером, и поникшей дохлой тушкой серого зайца, и древним удушливым проклятием. Он стоял, выставив раскрытую ладонь перед собой, и медленно раскачивался на пятках, чтобы шагнуть ещё раз, и ещё. Глядя в упор в чужое лицо, он сказал:

— You know, I don't really care why you hit her.

Вытянув навстречу свою раскрытую ладонь, он сдвинул белоснежные зубы в сдавленной, хитрой улыбке. Его верхние веки застыли в прищуре, нижняя челюсть дёрнулась, зубы заскрежетали в каком-то растянутом, гулком смешке. Через секунду-другую он рывком кинулся на него, двумя ударами между рёбер скрутил ему руки и так тяжело придавил коленом к сухой земле, что по всей тропинке поднялась белая песочная пыль. Он с трудом затянул собственный ремень на его ладонях, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Потом медленно открыл их, пригнулся, натянув чужие волосы так, чтобы голова чуть оторвалась от земли, и сказал, поддерживая всю эту тяжесть за горло:

— It's the fact that I care, you know? Only a sick bastard would hit a woman. Touch her again and there'll be nothing left of your face.

Джерри посмотрел вбок, не поворачивая головы — туда, где стоял Маркус. Он посмотрел на женщину возле его ног и грубым движением спустил чужую голову к земле, крупные камни насыпи рассекли бровь и губу.



была весна, и у капитана фенна больше не было при себе специального удостоверения. брюссель что-то изменил в нём, выдернул его из замкнутого круга: карьера, развод, два стакана виски по пятницам в баре «голден бенкс». на чердаке чужого амбара он сидел на полу. холодный экран ноутбука отбрасывал за ним глубокую чёрную тень. он вслух зачитывал двенадцатую главу послания иезекииля о падении люцифера.

перевязанная тряпками женщина за его спиной медленно подняла голову. скрипучим голосом она объявила четвертую карту: иерофант, — крах убеждений, крушение идеалов, разрушение чувств и эмоциональная деградация.

как жаль, что у бога совсем не осталось веры для тебя, джерри. скоро и твоё мёртвое тело будет лежать у ворот башни.



Он вырос под едким горячим солнцем Оклахомы и никогда не видел людей, хотя бы отчасти похожих на этого здоровяка. И только завтра он узнает, что остров Прер возле долины Нурланн — настоящий музей древних восковых скульптур, здесь каждое семейство знает свою родословную вплоть до времён Кальмарской унии. Где старые добрые семейные древа сплелись ветвями, и теперь каждый с каждым в родстве. Где уже больше трёх сотен лет никому не приходит в голову уехать на сушу. Все они — каждый день ели мясо, за каждой трапезой, и все сыновья этих древних почтенных родов носили у себя под сердцем глупые дешёвые безделушки, как заговорённые символы веры. И мёртвую мохнатую лапу зайца. И даже рассохшийся корень полыни. Теперь это вроде как местная мода. Их старые каменные дома возвышаются на каждом пригорке, и с торца картинно побиты солёным океанским воздухом.

Даже их чёрные мраморные дункеры приходились друг другу родней.

Там, под дорогущей кожаной курткой, подцепленной на брендовую застёжку, на Джерри была приколота брошь из грязно-синих стекляшек в виде католического креста, а там, внутри креста — маленький круг из поддельного золотого опыления. Нескольких синих камней не хватало, пустые гнезда цеплялись острыми душками за блестящую чёрную кожу. Металл — серебро, но деформированное, погнутое, почерневшее. Острие булавки, торчавшее из-под края, было исполосовано ржавчиной, — за этот крест Маркус взял с него слово.

Джерри бодро поднялся на ноги, отряхивая колени, а потом рывком потащил за собой и здоровяка. Он взял его под самый загривок за свитер и тяжело тряхнул, заставляя без рук подняться на ноги.

— If you try to run away, I'll shoot you in the back, is that clear?

Он откинул голову, чтобы размять шею, потом перевёл взгляд на Маркуса и сдержанно отозвался:

— Hey, holier-than-thou, do you think they have some sort of police station in this neck of the woods? Or I'll have to drive him into town at midnight, eh?

рита # ЧЁРНАЯ ВЕСНА ульяна чжан (or your choice)

Рита мало говорит о себе, но знает много о других. В ее светлой голове, или чаще в телефоне сплетение сплетен, чужие жизни текстовыми и покадровыми фрагментами в мегабайтах. Утренний свежий воздух на школьном дворе смешивается с синтетическим дымом от вейпа – она стоит рядом с одноклассниками и первое слово легко срывается именно с ее губ. Улыбается хитро, стреляет глазами и остро бьет козырем, припрятанным заранее. Иногда слишком метко, иногда больно и как будто специально. Рита перетягивает на себя внимание, чтобы занять место в чьем-то сердце, потому что свое пока пустует.

У нее проблемы дома, наверное. Вроде были слухи, что не в ладах с родными, а вроде кто-то говорил, что за белыми тонкими занавесками прячется уютная гармоничная печаль из-за утраты близкого, или нет… Совсем не так - Рита счастлива и все у нее замечательно. Кому какое дело, что там за закрытой дверью квартиры, когда среди сверстников гораздо больше сводок, чем в забытой среди спама утренней газете. Обратно все равно никто провожать не станет - дорожка из нескольких выпитых стаканов слишком короткая.

Рита яркой вспышкой мелькает в разноцветных стенах. Смех звонкой весенней капелью тонет в музыке, а вокруг глаз россыпь блесток звездами растекается по коже. Ей вроде бы нравятся хорошие мальчики, но танцует она с плохими. Позволяет себя касаться и тут же сбрасывает оковы чужих рук – стыд просачивается под нескромный наряд, а на глазах холодная пелена. Не хватает градуса в крови, чтобы больше не сдерживаться и Рита добавляет еще. Ей немного похуй на Локона, отнимающего минуту славы, сильно похуй на Мела, который прилипает к полу и направляет взгляд куда угодно, только не на нее, а Кисе бы вообще по морде дать за нарушение личных границ, которые она сама ловко нарушает. Рита мажет печальным взглядом по счастливым лицам и хочет кричать от разъедающего внутри черного одиночества. Но вместо этого расправляет плечи и гордо идет стрелять очередной новостью, что завтра разнесется по школе. Рите весело в моменте, и это главное.

Егор говорит, что ей нужно повысить самооценку и расставить приоритеты. Егор вообще много чего говорит, но смысл в этих словах уловить трудно. Там неясные шифры, что-то глубокое, чего Рита иногда вытащить не может, хотя очень старается. Старается понять, что такого есть у свободной Анжелы, чего не хватает ей самой. Рита часто сравнивает с другими и в этом ее главная слабость. Она накрывает с головой, как сухие невыплаканные слезы через ком в горле и находит отражение в людях, которых она мало знает. 

Она не лишена сочувствия, открытости и добра – этого с головой хватит, чтобы разделить свою и чужую боль напополам и упасть на землю, ныряя взглядом в космическое пространство. Эмпатия будит в ней откровение, она выговаривается и, кажется, впервые ощущает себя живой и настоящей. Раскатистые волны прибоя уносят из Коктебеля эту невыразимую печаль, оставляя ее очищенную душу на берегу.

Рита умеет любить и просто хочет быть любимой.

---

Да, это заявка на второстепенного персонажа сериала, которому было уделено мало экранного времени. Но Рита успела влюбить в себя своим ярким характером, несмотря на драматичную составляющую ее сути. Ритуля у нас везде – и проблем кому-то подкинет, и про «Чёрную Весну» все узнает, и поговорит по душам, обещая пригреть на плече (и не только). Стеснительность вообще не про нее – говорит смело, рубит с плеча. Ей можно, она первая красотка в классе, несмотря на тихую зависть к Анжеле (но это не точно, можете и подружиться, вай нот).

В заявке собран образ из того, что представили в сериале, однако ты можешь продумать чуть больше деталей, изменить какие-то данные и сделать ее удобной под себя. Никаких рамок и ограничений, кроме, пожалуй, фишечки с тем, что Рита кокетка и сплетница. Можешь даже организовать свой клуб, анонимный чат по подписке, где все самые свежие инфоповоды, чужие отношения и главные тусовки на районе. Внешность тоже на твой вкус, можешь подобрать свою (но мы считаем, что Ульяна Чжан топ девочка).

Мы ребята активные в плане игры, затащим в эпизоды, будем дарить комплименты и букеты из ромашек. Адекватность чек, техподдержка чек, харизма и мемчики чек. От тебя тоже ждем примерной игровой стабильности и интерес к фандому в целом. Залетай в лс, сражай наповал.

пример поста

Асфальт плывет радугой от бензина, разливается пятнами и прямо на тротуар брызгами под две пары кросс, что стыдливо застыли в стороне. Шум дождя похож на помехи, обычно громкий, а сейчас такой неопределенный, сквозь пелену – Боря сильнее слышит то, что у него внутри.

А внутри только вспышки и звуки выстрела. Особенно по ночам, когда хочется отключиться, но в итоге снова приходится сидеть у стенки до утра и слушать самого себя -  невыносимо и так противно, что хочется вылезти из собственного тела, сбросить эту оболочку, отпустить стягивающую горло веревку.

Озон оплетает легкие, руки холодные даже в карманах куртки и кажется, что ему уже никогда не согреться.

Почему-то вспоминается эпизод, когда он впервые собирал табельное отца. Под чужим выжидающим надзором, сидя за столом с сосредоточенным видом – вкладывая одну деталь в другую, чувствуя вес пистолета на ладони. Снять предохранитель, потянуть затвор на себя, зажать палец на спуске. Ничего сложного, по сути, ему даже понравилось.

Как нравилось заправлять гарнитур в «черной весне» — делать так, чтобы стреляли.

Мысли все еще там. На мелкой гальке по тонкому кровавому следу, заметаемому ногами. Взгляд дикий, пульс децибелами в ушах до ультразвука и крепкая уверенная хватка рукоятки.

Чужая ненависть топит его личное — словно подхватывает вирус. Есть друзья, а есть враги, есть правильное, а есть плохое и от него нужно избавиться. Защититься. Он даже не выбирает сторону – просто знает, что должен. Никакие факты и прочие доказательства не застревают лезвием под ребрами, чтобы остановить это отчаяние.

Ненавидеть так легко. А вот любить и прощать – очень сложно.

Ему жалко Илью, жалко Игоря и себя тоже жалко.

Он все еще слышит немую молитву стоящего неподалеку с пистолетом у подбородка Кудинова. А с другой стороны что-то кричит сорвавшийся Киса. Игорь в вызывающей манере добивает последним словом. И все эти звуки, обвинения, угрозы сливаются в адскую смесь, по нарастающей, пока мир не сужается до одной точки.

Нажать на курок тоже оказалось просто.

Этого можно было избежать. Ведь всегда есть другой выход… Тогда Хэнк его не видел. И сейчас не ищет тоже. Просто живет, дышит, куда-то ходит, что-то делает. Мир не раскололся, шоковое прошло и вот он со всем этим принятием теперь застрял, как в пограничье. Ему нормально, как может быть нормально человеку, который мысленно приравнивает себя к мертвецам.

Кисе он об этом сказать не может. С ним и без того все сложно, на тонкой грани чего-то до конца не сформировавшегося, оставшегося памятью на губах и в осторожных касаниях. Но мысли о нем странным образом успокаивают эти хреновые самокопания. Противоречиво, странно, но уж как есть…

Он поворачивает голову в сторону Егора, что стоит с ним рядом. Как всегда, задумчивый, спокойный внешне и не до конца им всем понятный. Боря долго думал о том, как он там, со своей этой ношей на глубинах. Вывозит ли? Теперь, кажется, знает ответ слишком хорошо, чтобы спрашивать.

Просто всматривается в чужое фактурное лицо, будто в этих светлых глазах можно прочитать ободряющее «все будет хорошо» и оно действительно будет. Смоется с ливнем с поверхности, унося за собой эту невыносимую грусть.

— Не знаю. – Отвечает Хэнк, вглядываясь в стекла кафешки напротив, где огни, уют и пахнет кофе, пока они тут застряли в промозглом пространстве, отрезанные от другого мира водой. – Относительно нормально.

Жмет плечами и ощущает, как по спине бежит неприятный холод.

С Мелом всегда было проще советоваться, договариваться, искать правду… А теперь, он как закупоренный в оболочку из мыслей о своей вине и не озвученных слов об отношениях с Ваней. Хоть напейся и кричи во всю глотку, как проповедник.

Протягивает Мелу зажигалку и сам тоже следом зажимает сигарету губами. Тянет внутрь и обратно красивым сгустком в воздух с оттенком ментола и арбуза.

— Не говори так.

Хотя хочется сказать «я тоже».

— Я понял только одну вещь, пока меня тошнило от самого себя – мы все будем такими же. Как они… С вышибленными мозгами, зато с регалиями.

Неприятная правда колет, но что им всем теперь идти и топиться следом в бухте? Трусливо, слабо и с похеренными ценностями, ради которых все затевалось? К черту. Лучше себя ненавидеть и жить, чем идти ко дну.

Пока никто не обронит лишнее про их общую тайну, она такой и останется.

— И жалеть не надо тоже. А то сразу все на лице написано.

Говорит, а у самого в горле дым застревает, и глаза предательски слезятся. Потому что сам в сердцах очень жалеет Егора, и Кису, и Генку. Прижимает их к душе и в унисон в успокаивающем понимании. Наверное, поэтому сейчас так трудно смотреть на Мела – потерянного и как будто действительного выискивающего опору.

— Мне вообще перед тобой немного стыдно. – Просачивается сквозь зубы, хотя не планировал. – За то, что тогда не остановил, а в этот раз тебя подставил.

Но уже поздно сдавать назад.

Если нужно будет заправить гарнитур снова, он это сделает.

zhongli # GENSHIN IMPACT

Внешность бывает обманчива. Тарталья всегда это знал, но только раз позволил своему чутью подвести, пустить все на самотек - когда увидел эти нереальные глаза цвета кор ляписа. Консультант похоронного бюро Ваншен, эрудированный, подкованный во всех вопросах, а еще добавок очень красивый с этими красными стрелками-подводкой под глазами - это все про него, про господина Чжун Ли. Конечно, частенько этот статный и умный мужчина забывал кошелек, но Чайлду, почему-то, очень нравилось за него платить. Нравились их совместные обеды, и уверенное, но осторожное прикосновение пальцев в тонких черных перчатках к его, в попытке показать на практике, как же правильно держать эти самые палочки, что никак не давались. А потом этот странный консультант и вовсе приподнес такой подарок, после которого Чайлд и вовсе потерял голову, влюбившись как мальчишка. Только потом он поймет, что и был в чужих глазах неоперившимся птенцом, ведь божество, которое прожило уже более 600 лет, смотрит на мир иначе. И именно тогда весь мир Тартальи рухнул в одночасье.

---

Пожалуйста, сяньшен, найдитесь. Эта заявка сто процентов в пару, я очень давно горю этой парой и очень давно хочу поиграть их отношения. У меня даже есть сюжет уже готовый, с которого мы можем начать! В моем видении Чжун Ли более осторожен и серьезен в своих чувствах и желаниях, взять даже те палочки, что вообще-то считаются чуть ли не предложением руки и сердца, в то время как Тарталья порывист, юн, и горяч, а потому и проявляет свои чувства открыто, желая всего и сразу (привет, юношеский максимализм). Я предлагаю начать с Осиала, что немного (много) разбушевался сверх меры, и явить на этой почве всем Владыку Гео. Я буду рад даже с драконом подраться, это ж вообще мечта! А еще, возможно, вам, сяньшен, придется отлавливать мою бренную тушку из Первозданного Моря (если хотите, можем потом кита сделать домашним питомцем, отжав у Скирк. Шучу. Наверное.). Я пишу в среднем около 3-4к, как пойдет, могу по паре постов в неделю, в среднем раз в неделю стабильно выдаю. От вас прошу не улетать в Селестию, и быть заинтересованными в игре.)

пример поста

Говорят, что быть среди фатуи — слава и почет, однако, это все ложь. Ложь, предательства и шепотки окружают  Заполярный Дворец каждый раз, когда одиннадцать Предвестников собираются по приказу Царицы. Только теперь Чайлд вполне осознал, что даже великая владычица его обманула, глядя снизу вверх на самого Моракса, растягивая губы в сумасшедшей улыбке и готовясь к смерти. Надо же, сяньшень оказался тем самым богом контрактов, и как ловко провел его, превратившись из скромного консультанта в одного из сильнейших архонтов. Татрталья не закрывает глаз — он де доставит всем такого удовольствия и даже если сдохнет, то прожигая Моракса ненавидящим взглядом. Дважды проиграть за один день не так уж и печально, а вот эта ситуация ранила сильнее и невыносимо колола в груди своими острыми иглами. Кажется, в глазах Чжун Ли сверкает сожаление? Пф, оно ему не нужно, от обманщика тем более.

Резкая боль пронзает плечо, и Чайлд сам того не желая, вскрикивает, видя звезды перед глазами как никогда близко. Очередная подачка?

— Лучше бы ты меня убил, Мо-о-ракс, — цедит прежде чем отключиться.

Приводит его в сознание, как ни странно, та же боль. Спиной молодой фатуи ощущает чуть жестковатую поверхность дивана, а затем носа касается запах трав. Странно. При попытке пошевелиться, он чувствует как плечо стягивает плотная повязка, а когда распахивает глаза видит перед собой хмурого Моракса. Сначала Аякс не может понять, что он тут делает, ведь последнее его воспоминание касается вызова Осиала... А потом глаза его распахиваются: в памяти всплывает бой и то, как его ударили копьем в плечо. Что ж, видимо теперь его решат держать пленником? Облизнув губы и скривив губы в издевательской ухмылке, стараясь спрятать за движениями боль, он устраивается поудобнее и смотрит на гео-архонта почти не моргая. Интересно, что они с ним сделают? Он готов поставить все свое жалованье, что тот якса, с маской демона, готов был его убить, ну или на крайний случай, применить все имеющиеся у него в арсенале пытки. Хотя, смысл?  Вряд ли у Ли Юэ есть цель пойти войной на Снежную, да и это было бы бессмысленно — Царица владеет обширной армией,  и все ее помощники обладают элементальными навыками, в отличие от кучки голубей и одного оленя, а миллелитов он в расчет вообще не берет. Наплевав на дикую боль от раны, обнаруживая ко всему прочему, что он еще и без рубашки, Тарталья усаживается на диване, положив руки на спинку, закинув ногу на ногу и чувствуя как повязка начинает намокать от крови, но не обращая на это внимание. Даже несмотря на ранение и расцветающие на ребрах и теле синяки, он прекрасно знает, что отлично сложен, и что его тело может послужить неким козырем. Он же ловил пару раз темный взгляд "консультанта" на открытом участке кожи над ремнем, и сложил в уме дважды два.

— Что, господин Чжун Ли, решили смилостивиться и подлатать своего пленника? — колко спрашивает Чайлд, понимая, что истекает кровью не только его плечо, но и сердце. Ему нужно понять, почему его не убили и что будет дальше. Использовать его как козырь — сомнительно, Ее Величество не особо жалует неудачников.

mydey # HONKAI: STAR RAIL

Лев Кремноса, принц в изгнании, бессмертный златиус... Как тебя только не трепала жизнь, но ты все равно, раз за разом одерживал победу над неприятностями, над кознями врагов, показывая, что ты истинный сын Горго. Твой отец думал, что сможет убить тебя, чтобы совершить кощунственный обряд с Никадором, но просчитался, и в итоге ты пронзил его сердце, отомстив за мать. Знаю, что для своего народа ты - идеал, ты предмет восхищения и не слушай там какого-то бубнящего старика, что указывает тебе, что ты должен делать. Суть в том, что ты никому ничего не должен, Мидеймос, совсем. Знаешь, меня наверное, ошарашило то, что ты, кто должен был по праву принять ядро Никадора, уступил мне, не став требовать, не став настаивать. Ты не верил, что я справлюсь, да? Ведь я и сам не верил в это, но искренне надеялся показать свою доблесть. А в итоге всё все равно обернулось так, как должно быть, и ты новый полубог, а кремносцы теперь свободный народ. Ты сказал, что мы больше не увидимся, но разве я могу так просто отпустить того, кто стал частью моей новой жизни? Разве можно вот так отпустить наши шуточки, спарринги, нелепые состязания, от которых потом Трибби и Аглая готовы провалиться сквозь землю от стыда? Удивительно, что ты так или иначе все время меня в этом поддерживал, хотя не обязан. И это подкупает. Как смешки в глубине твоих львиных глаз. Так что, лев Кремноса, быть может тебе предстоит еще одна битва, в которой, ты либо победишь, либо проиграешь?

---

Заявка однозначно в пару, но конечно же там целая искра буря безумие и все сложно, так что легко и ванильно - это явно не про них. У обоих за плечами такая груда травм, что психологи всего мира бы удавились от желания проработать их с ними. Я честно немного плохо умею в заявки, но горю искренним желанием, а еще у нас тут есть Келус и Даня, так что одиноко точно не будет. У меня есть несколько хэдов, относительно спойлеров и того, что нам поведали в сюжете, так что буду очень рад их с тобой обыграть. Пишу в среднем до 3,5к, пост в неделю или два, в зависимости от самочувствия. Одену, раздену, спинку натру, за ушком почешу - приходи)

пример поста

Ли Юэ — прекрасный город, полный жизни, полный людей, которые чтут волю своего архонта, которые почитают его, хоть и давно не видели настоящего обличия. Моракс давно шагал по улицам среди толп обычных смертных, и никто не предполагал, что этот мужчина с янтарными глазами и есть их покровитель.

Мир менялся, а вместе с ним ему грозила неизбежная эрозия, которая уже затронула его частично, и это было вполне предсказуемо, ведь даже Аджаха когда-то не избежал ее влияния, помутившего разум. Чжун Ли немного жалел о старых днях, когда они вдвоем с другом смотрели с высот гор на бренный мир под их ногами, а война архонтов была далеко позади. Мир менялся, и менялись сами покровители регионов, например тот же Барбатос, пытавшийся топить печали в вине, или Баал, что закрылась ото всех в Инадзуме. Изменилась и Царица, прекрасная владычица Снежной, бывшая некогда открытой сердцем миру, а после ужасной войны архонтов и падения Каэнри'ах, ставшей под стать своему холодному региону. Чжун Ли не осуждал ее за желание бросить вызов Селестии, но и участвовать в битве против небесного порядка, не горел желанием. За многие тысячелетия, прожитые на земле, Моракс ныне желал лишь одного — спокойствия и мира. Он даже готов был добровольно отказаться от сердца бога, оставив лишь малую долю своих сил, о чем, собственно, и заключил контракт с той, которая некогда была его... Подругой? Наверное, можно охрактеризовать их отношения именно так, ведь сам архонт не особо разбирался в человеческих эмоциях и привязанностях. В день Сошествия, судьба Ли Юэ была предсказана и поставлена перед сложнейшим испытанием: людям придётся доказать, что они самостоятельны, что могут прожить и дальше без своего бога. Ведь тот же Мондштат почитает Барбатоса, но сам анемо архонт почти не появляется, и никто не знает о тайне его личности.

В тот день Моракс сбросил с неба пустышку, лишь хорошо сотворенную копию, которую все приняли за чистую монету, и в тот же день в Ли Юэ появилось новое действующее лицо — Путешественник из далеких краёв, постоянно попадающий в истории. И то, что чужестранец заинтересовался тем, что здесь творится, привлекло к нему внимание еще одного, весьма любопытного лица.

Тарталья был ярким, звонким, словно горный ручей, стремительный и сильный, он дышал жизнью и увлекал, подобно темной воде, на самое дно. Тарталья был посланником Царицы, который в итоге и должен был стать тем, кто передаст ей в руки его, Моракса, сердце. Впрочем, пока ни один из двух архонтов не стремился открывать рыжему Предвестнику тайну цели, а сам Чжун Ли, к собственному удивлению, обнаружил, что компания Фатуи, тем более такого значимого, как Чайльд, ему нравилась. Казалось, что Владыка Камня летит на пагубный свет, подобно мотыльку, ведя свою странную игру, в которой этот юноша лишь пешка.

Все очарование, которое испытывал к напористому Предвестнику, Чжун Ли, кончилось вместе с Осиалом, поднявшимся со дна моря по желанию Тартальи. Фальшивая печать, так уместно изготовленная... Стоило бы восхититься, однако у него были задачи поважнее. Гео Архонт, сцепив руки за спиной и держа, как всегда, идеальную осанку, мрачно вглядывался на разворачивающееся сражение. Адепты, Путешественник, милеллиты, Цисин и Нин Гуан во главе — все сражались бок о бок, только вот силы были не равны. Осиал не вписывался в рамки договора, заключенного с Царицей, и потому с этим нужно будет разобраться, но позже.

Вспышка золотистого света, подобная метеориту, проносится перед наступающими без конца, Фатуи, и взорам всех предстает сам Моракс, одетый в традиционный белый плащ, с надвинутым на лицо капюшоном. Щит его отражает очередной выпад озверевшего от ярости при виде своего давнего врага, Осиала, и на миг, порыв ветра сбивает с головы божества капюшон, открывая взорам косу за спиной и вполне узнаваемый профиль. Лишенные перчаток, руки Чжун Ли, сияют подобно золоту, удерживая защиту без особых трудностей, а лицо ничего не выражает, словно бы ему безразличны удивленные охи и ахи, и восторженные выкрики.